Розвідники і Буковина. Ч. 2

   Представитель фирмы «Адлер»… рассказал о своей семье.

   …сообщил, что его сын изучает немецкий язык…, и он, отец, был бы весьма рад, если бы мистер Муней не отказал в просьбе – бывать у них дома и беседовать по-немецки с его «мальчиком для практики»…

   Конечно, я охотно согласился…

   Радушно встретили меня в семье господина Маринова. Познакомившись с его сыном…, — я попросил юношу быть моим гидом, показать достопримечательности Софии. Он с готовностью согласился.

   Почти три дня младший Маринов водил меня по старинным замкам, церквям, соборам, рассказывая их историю…

   В Софии у меня был хороший номер в отеле, но я все больше подумывал над тем, чтобы снять комнату в каком-нибудь семейном доме. Мне необходимо было завязывать связи с местными жителями, быстрее расширять круг знакомых…

   –…мистер Муней, – задумчиво произнесла госпожа Маринова, – кажется, я смогу вам помочь в этом деле. У нас есть хорошие знакомые – эмигранты из России. Мать и дочь. Они, кажется, сдавали комнату и хотели, насколько помню, только холостяка…

   Вскоре я поселился в семье эмигрантов на бульваре Дундукова.

   Хозяйка квартиры, в прошлом актриса какого-то театра…, в молодости была интересной женщиной… Мало была похожа на свою мать девятнадцатилетняя дочь Васса…

   Хозяева квартиры были весьма предупредительны, всячески старались во всем догождать мне… На меня, видимо, смотрели как на подходящего жениха…

   Дочь хозяйки хорошо говорила по-английски, несколько хуже по-французски и совсем неважно по-немецки»,

   с. 178 – 187: «По прибытии в Софию я спустя некоторое время начал постепенно, соблюдая осторожность, приобретать детали для радиопередатчика. Покупал их в разных местах… Но эту работу пришлось прервать.

   …осталось совсем мало времени до окончания срока действия визы…

   У представителя немецкой фирмы было много девушек, которых он обучал машинописи. С некоторыми из них я познакомился и изредка встречался.

   Однажды в беседе за семейным столом у Мариновых я поделился своими впечатлениями о Софии… Что я не возражал бы… встретиться с какой-нибудь хорошей девушкой и… даже жениться.

   …я сказал, что совсем одинок. Отец и мать давно умерли. Никак, мол, не могу устроить личную жизнь… Между прочим упомянул что располагаю значительными сбережениями – с собой у меня было тогда полторы тысячи долларов – которые можно вложить в какое-нибудь выгодное дело…

   Через несколько дней Пенчо (друг  молодшого  Марінова  – примітка моя) действительно познакомил меня с девушкой Славкой. Она жила тоже в Русе, где и мой новый приятель. Приехала в Софию к родственникам.

   Мы подолгу гуляли с ней вечерами. Она взялась обучать меня болгарскому языку, а я ее – английскому.

   Оказалось что она внучка очень влиятельного в стране священника Тодора Панджарова. …в его доме иногда бывает кое-кто из царской фамилии.

   Вскоре я сделал Славке предложение. Она его приняла.

   …срок визы истекал. …мне удалось уже один раз продлить визу на два месяца через болгарское посольство в Югославии, куда пришлось выезжать.

   Мне вызвался помочь на сей раз дед Славки Тодор Панджаров, очень любивший свою внучку (його єдиний син Христо був її батьком, якого вона не пам’ятала, бо була зовсім маленькою, коли він загинув на румунському фронті в Першу світову – примітка моя). У него имелся старый друг – Страшемир Георгиев…

   Оба святых отца… стали думать, как быть со мной… Решили, что мне нужно для этого проехаться в соседнюю Турцию.

   В Стамбуле жил митрополит (фамилию забыл), их близкий и очень влиятельный приятель, а также друг царя Бориса. Панджаров и Георгиев написали ему письмо…

   С этим письмом я выехал в Турцию. Митрополит, прочитав послание друзей, отнесся ко мне весьма благосклонно, назвал меня сыном и обещал уладить вопрос через консульство.

   Виза была продлена…

   Славка была православной веры, а я, по документам, – протестантской. По местным законам людям… противоположных вероисповеданий не разрешалось вступать в брак…

   Но одного желания принять веру невесты было совершенно недостаточно. Требовалось, кроме того, хорошо знать все православные законы и обряды, отлично выучить божьи заповеди, молитвы…

   …«раб божий Альфред» оказался способным учеником…

   …мне нужно было доказать, что я не иудейского происхождения…

   Пришлось идти в больницу к врачу, состоявшему на государственной службе, пройти медосвидетельствование и получить свидетельство о том, какая кровь течет в моих жилах…

   Всю эту…процедуру я проделал, получил официальные документы и заверил их у нотариуса. …церковь теперь имела право «перекрестить» меня в православную веру…

   Эта процедура происходила в торжественной обстановке в лучшей столичной церкви… Священник Страшемир Георгиев, сопровождаемый дьяками и певчими, свидетелями кумовьями и крестными, заняли свои места. Свидетелями у меня были студент Пенчо Иосифов и депутат народной палаты Тодор Гайтанджиев, с которым я познакомился через его племянницу, а крестным – Злате Иван Златев.

   Наконец 10 мая 1940 года ритуал был совершен. Меня окрестили и дали новое имя. Отныне «англичанин» Альфред Джозеф Муней стал называться короче – Александром Муней. Теперь я имел право добиваться болгарского гражданства, оформить законный брак со Славкой Петровой…

   Все необходимые для радиопередатчика детали я достал и приступил к конструированию его по схеме, которую держал в голове… После этого я обзавелся малогабаритным хорошим приемником… Опять кончается срок визы.

   …сразу же после обручения мною были поданы в министерство внутренних дел документы на получение гражданства. Но по Болгарской конституции право на получение подданства имели только граждане, прожившие в стране не менее десяти лет. Что же касается тех, кто вступил в законный брак с болгаркой…, то им срок установлен в пять лет. А я ведь прожил в Болгарии, будучи уже обрученным, лишь несколько месяцев.

   Единственный… путь… – действовать через царский двор. Этим немедленно и занялись родственники Славки, а также мой «крестный»…, который был близок ко двору.

   Вскоре мое ходатайство было удовлетворено. Златеву удалось выяснить, что указ о моем подданстве… скоро будет подписан. Но время шло, срок визы кончался…

   Вместе с родственниками жены пришлось пойти на квартиру к турецкому послу в Софии… и просить вторично дать визу на проезд в его страну. Он пошел нам навстречу…

   Утром прибыл на пограничную станцию и тут – о радость – меня ждала депеша: «Указ обнародован, возвращайся. Славка»…

   Выяснилось, что с момента опубликования царского указа должен пройти еще какой-то… срок, и лишь по истечению его можно считать себя полноправным гражданином страны. А пока что нужно каждые полтора месяца ходить в полицию и отмечаться…

   …мне… удалось, наконец, наладить с Центром устойчивую связь, найти людей, через которых я мог добывать сведения…

   Особенно полезным в этом деле человеком оказался мой «крестный» Злате Иван Златев. Он был подрядчиком большой строительной фирмы в Болгарии…

   Благодаря моему «крестному» я знал точно, где что строится, сам характер стройки… К слову должен заметить, что в Болгарии между крестным отцом и настоящим отцом большой разницы нет…

   Частенько я бывал у него дома… Иногда приходил к нам, на улицу Кавала, 35, где мы снимали маленькую квартиру. Это был одноэтажный дом, принадлежавший Анне Сарафовой… Хозяйка приходилась дальней родственницей Славке.

   Анна Сарафова раньше служила в полиции в Софии. Сейчас здесь же работал ее сын Христо и невестка Райна… Они всегда знали много новостей»,

   с. 190: «…Свой радиоприемник «Браун» я, разумеется, нигде не регистрировал… Работал он безотказно. Шкала приема у него была от двенадцати до ста метров… Радиоприемник четко принимал позывные сигналы Центра. Затем я переходил на передатчик»,

   с. 193 – 194: «На связь обычно я выходил в полночь… Пришлось удвоить бдительность, соблюдать чрезвычайную осторожностьт, поскольку в Софии появилось много гестаповцев, переодетых агентов немецкой военной разведки «абвер», тайных сотрудников «СД»…

   Чтобы не бросаться в глаза своей бездеятельностью в дневное время…, – я решил устроиться на работу…

   Для начала предложил свои услуги одному часовщику-армянину. Я немного знал часовые механизмы…

   Не менее хорошей маскировкой была и другая моя работа – электромонтера…

   За успешное выполнение заданий, передачу ценных сведений, помогавших командованию наших Вооруженных Сил в борьбе с фашистскими захватчиками, я получил благодарность. А однажды принял такую радиограмму: «За образцовое выполнение заданий вы представлены к правительственной награде»…»,

   с. 197 – 201: «Дима?..

   Этот человек, с которым меня свели, начал недавно встречаться со мной в условленном месте и передавать некоторые сведения…

   В одну из встреч он передал мне сто тысяч левов для дальнейшего развертывания разведывательной работы. Встречался я с ним только в тех случаях, когда получал на это разрешение.

   «А были ли встречи без разрешения?», – начал вспоминать я. Да, были. Раза два он, случайно (?) заметив меня на улице, сам подходил и предлагал важные, по его мнению, материалы для передачи. Не имея указаний, я отказывался их брать и быстро уходил. При очередном выходе на связь сообщал Центру о непонятной самодеятельности Димы. Мне отвечали: «Правильно поступили. Ничего не брать без нашей санкции»…

   Меня ввели в кабинет какого-то полицейского чина.

   …позже я узнал, что это был сам начальник государственной безопасности Софии… Он вдруг быстро перегнулся через край стола и ловким движением изо всей силы ударил меня костистым кулаком…

   Но все это оказались… лишь «цветочки». «Ягодки» были впереди при последующих допросах. Изуродованное лицо, выбитые зубы, два сломанных ребра, поврежденная ключица – такие это «ягодки»…

   …мне устроили с Димой очную ставку. …начальник полиции спросил у Минкова, показывая на меня:

   – Это он?

   Не задумываясь, тот ответил:

   – Да, он самый…

   Я решил… ни в чем не признаваться…

   В день моего ареста на квартире был произведен тщательный обыск. Об этом потом мне рассказала мама Славки – Петранка. …после очной ставки с Димой на квартире произвели

повторный, еще более тщательный обыск, и передатчик обнаружили…

   …лихорадочно думал, как сообщить в Центр, что Дима провокатор и что я арестован. Пришел к выводу… – согласиться сделать передачу «разведданных» под диктовку врага, использовав при этом условленный в шифровке знак…

   И мне удалось это сделать…

   Дальнейшее проведение допросов взяло на себя гестапо…

   Убедившись, что из меня ничего нельзя выдавить, следователь прекратил допросы…

   Почему мной занимается болгарская полиция, а не гестапо? Лишь впоследствии я узнал, что это была заслуга родственников Славки…

   …мать Славки – Петранка Петрова была душевная женщина, хорошо относилась ко мне. Она очень переживала мой арест, и ей первой удалось добиться свидания со мной. Во время свидания она рассказала, что ее и Славку тоже арестовали, подозревая в

соучастии… Но вскоре их выпустили за отсутствием улик…»,

   с. 204 – 214: «В гестапо меня не отправляли. Я продолжал числиться за болгарской тайной полицией. Думаю, что если бы я опять очутился в руках гестапо, моя биография закончилась бы сразу на кладбище…

   В ночь с 8 на 9 сентября 1944 года в Софии произошло восстание…

   Двери тюрем с заключенными распахнулись…

   Очутившись на свободе, я решил пока скрыться. Благополучно выбрался из города и явился к Василию Петкову – второму дяде Славки…

   Когда в Софию вошли передовые части Красной Армии, я явился к командованию одного из подразделений и попросил, чтобы оно помогло мне связаться с моим начальством. Командование обещало это сделать. У меня была еще одна просьба: остаться пока при штабе, поскольку мне угрожала опасность со стороны притаившейся агентуры врага. Ко мне прикрепили бойца для охраны.

   Около двух месяцев находился я в частях нашей армии…

   Я постучал. Дверь открыла Петранка (Славки не було вдома – примітка моя)… Она знала, что я укрылся у Василия Петкова…, но потом куда-то исчез…

   Неожиданно Петранка приблизилась ко мне, перекрестила мой лоб, как мать, благословляющая сына…

   Мы попрощались. Я поблагодарил эту сердечную женщину за все, что она сделала для меня, за ее доброту, бескорыстие во всем…

   Вскоре машина катила по улицам Русе…

   На стук в дверь вышла Славка. …она осунулась, побледнела…

   Из другой комнаты вышли Иван Беличев с Тодором Панджаровым…

   Славка сидела опечаленная, молчаливая… Она уже знала, что я покидаю Болгарию… Но заверил ее, обещал, что буду сообщать о себе, если уцелею в этой войне…

   Рано утром мы попрощались. Славка молча прижалась ко мне… И по тому, как мы прощались, она понимала, да это чувствовал в душе и я сам, что мы вряд ли еще когда-нибудь увидимся. И это предчувствие, как потом оказалось, меня не обмануло…

   …после всех перипетий и привратностей судьбы… я изредка писал Славке. Когда вияснилось, что по ряду обстоятельств не смогу к ней вернуться, я написал ей, чтобы она больше не ждала меня, устраивала свою личную жизнь так, как находит нужным, что я никогда не буду ее ни в чем упрекать…

   Спустя несколько лет я получил от Петранки письмо. …она сообщала, что ее дочь Славка жива и здорова, «законно оформила развод с тобой и вышла замуж за хорошего человека, болгарина…»…

   …машина доставила нас из Русе в румынский порт Констанцу. Здесь поджидал катер…

   Стремительно и неудержимо, ветрами грозовыми прошумели годы. Сколько промелькнуло их с тех пор, как покинул Клишковцы в поисках лучшей доли? Много. Свыше трех десятков лет…

   Дома не застал в живых ни отца – Якова Степановича, ни жены своей Евдокии, которую совсем молодой оставил. Впрочем, об этом уже знал раньше из редких писем, что получал иногда за границей.

   Дочь Анна стала уже совсем взрослой женщиной. Ни на кого не похожа – ни на покойную мать, ни на отца. Всматриваясь в мое незнакомое лицо, скупо рассказала, как жили эти годы, что пережили…

   Обо мне родные сказали, что бродяжничаю где-то за кордоном…

   После моей работы в Болгарии прошло более двенадцати лет. После войны, когда довелось работать в Караганде, новая семья появилась у меня – жена Люба, сын Саша. С ними я приехал в родные Клишковцы. Не очень дружелюбно встретили нас односельчане, даже родственники – мать, брат младший Василий, племянник…

   Лишь много позже узнал, что по селу обо мне слух был пущен грязный. Будто какие-то нечистые дела совершал и за них в тюрьмах за границей отсиживал сроки…

   Пошел я в сельсовет. Председатель Тимофей Геджеван сразу не принял…

   Часа через два лишь попал на прием…

   Выслушал холодно, равнодушно…

   Рассказал, в каких странах побывал, где работал в поисках заработка…

   На следующий день утром пришел опять. Заполнил бланки на прописку, отдал их с паспортами секретарю сельсовета. Через несколько дней узнаю: жену прописали, а мне отказано…

   Пришлось идти двадцать километров «своим ходом» в район. Направили в милицию.

   По-человечески отнесся ко мне оперуполномоченный Амосов… Меня прописали…

   Назначили меня в садоводческую бригаду колхоза. …с собой хлеб да пару луковиц. Это был мой завтрак, обед и ужин…

   Однако не торопились ни в сельсовете, ни в колхозе с помощью. Правда, разрешили в карьерах за селом бутовый камень брать под фундамент… А перевезти нечем – транспорта не дают…

   Только через год дал (голова колгоспу – примітка моя)…

   Феодосия Семенюк, из соседнего села Чепоносы, чуть ли не насильно всучила мне вырученные от продажи коровы деньги. Без всякой расписки…

   Давно я отдал долг, но всегда помню, как в трудную минуту протянула нам руку помощи простая бескорыстная женщина, знавшая о нас только понаслышке»,

   с. 217 – 226: «Думал…, гадал…, куда обратиться, и решил написать в… «Правду»…

   И вот какое послал я письмо в «Правду», копия которого у меня сохранилась.

   «Я, Побережник Семен Яковлевич, житель села Клишковцы Хотинского района Черновицкой области, участвовал в Испании в гражданской войне (1936 – 1937 гг.) на стороне республиканцев. Кличку имел Семен Чебан. Работал при штабе Двенадцатой интернациональной бригады и возил одного русского товарища по имени Пабло Фриц. Если редакция что-либо знает о нем, то прошу сообщить мне его адрес или же мой – ему».

   Прошло около недели. Из «Правды» приходит ответ.

   «Уважаемый товарищ Побережник! Отвечаем на Ваш вопрос.

   Тов. Батова Павла Ивановича Вы сможете найти по адресу: г. Рига, штаб Прибалтийского военного округа. Советуем… обратиться к нему с письмом.

   Военный отдел «Правды». Н. Денисов. 27 августа 1958 г.»…

   В тот же вечер, все еще колеблясь,… написал в Ригу письмо… Коротко напомнил о себе… Просил, если не затруднит, ответить…

   Прошла неделя, другая, третья. Ответа нет…

   На всякий случай я решил написать еще одно письмецо, совсем краткое. Больше уже для очистки совести. И поставить на этом точку…

   Ответа не было и на второе письмо.

   …возвращаюсь однажды домой. А там ждет уведомление о денежном переводе…

   Нерешительно взял я… солидную пачку ассигнаций и отрезок для письма-перевода. На обороте читаю несколько мелких строчек: «Семен! Извини, что без твоего разрешения шлю тебе скромный перевод. Жди подробное письмо. Батов»…

   Оно прибыло через три дня…

   «Дорогой друг Семен!

   … На первое письмо не ответил, так как срочно выехал в войска. Не сердись, что без твоего согласия послал перевод. Рассматривай это как мою признательность за все хорошее, сделанное тобой в далеких краях для меня, и особенно, когда я был болен в связи с раненим…

   Напиши, в чем нуждаешься, и я буду помогать тебе и впредь. Когда приедешь в Ригу, то буду очень рад тебе все дать и еще раз отблагодарить…

   После той войны, в которой мы с тобой участвовали, довелось побывать еще в трех…

   Буду ждать твоего приезда. Карточку твою сохранил. Пиши чаще. Привет семье. Salud, amigo!

   Твой боевой друг П. Батов»…

   Сразу же после нового года купил в Черновцах билет на поезд. Во Львове пересадка. Первый раз был в этом городе в 1927, когда уезжал по вербовке в Канаду. Сколько воды с тех пор утекло в Пруте и Днестре за эти тридцать два года…

   Я не сообщил Павлу Ивановичу о дне выезда, поэтому меня никто не встретил на вокзале в Риге. Расспросил людей, как добраться до нужной улицы…

   Прямо в передней, где уже порядком наследил, молча мы кинулись друг другу в объятия. Троекратно расцеловались. И тут к горлу что-то подступило, сдавило, как клещами – ни откашляться, ни проглотить…

   По моему лицу текли слезы. Я никак не мог взять себя в руки, успокоиться. Внутри вроде прорвалась какая-то запруда…

   Когда мы были в Испании, я против Батова выглядел юнцом. Мне тогда было тридцать, а ему около сорока (П. І. Батов був старший за С. Я. Побережника на 9 років – примітка моя). Выглядел он значительно старше меня. А теперь, хотя я и моложе его, по сравнению с ним почти старик: глубокие морщины, голова – вся белая…

   Месяц гостил я у Батова. Он обещал при первой возможности навестить меня…

   …живу в старой, еще отцовской тесной хате с родственниками, не имею собственного угла…

   Посоветовались с женой и решили уйти от родственников. Куда?  Где-нибудь пока устроимся с жильем…

   …После садовой бригады перебросили меня на ферму. Скотником работал, потом на откормке бычков. Случалось, исполнял и обязанности кочегара. …поручили ремонтировать автопоилки, локомобиль, всякую другую артельную технику.

   Только к автомашине не подпускали…

   После долгих хлопот и хождений получил я, наконец, участок под хату…

   Взялся приводить участок в порядок…, котлован рыть… Люба помогала…, односельчане. Только в сельсовете и колхозе занимали нейтральную позицию. Не предлагали помощи. По-прежнему ко мне было прохладное отношение руководства…

   Однажды рано утром шел я на работу в колхоз. По дороге поднималось несколько тяжелогруженых машин с солдатами. Они везли стройматериалы…

   – …Показывайте, гражданин Побережник, куда завозить материалы. Вам все это предназначено – лес вот, кирпич, черепица, известь. По накладной. На строительство хаты. Мы из Черновицкого гарнизона посланы. Помочь…

  … закипела работа. Колхоз прислал на подмогу людей… Дом вырастал на глазах…

   Наведались однажды на строительство председатель сельсовета со своим заместителем. Пришел и секретарь партийной организации. Походили, посмотрели, порадовались…

   Лед недоверия ко мне окончательно растаял…

   Частенько наведывались на строительство и родственники. Смотрели, удивлялись, как быстро двигается работа…

   За невысокой оградой с зелеными воротами и такой же калиткой аккуратный домик. Небольшой двор. Справа вьются по шпалерам виноградные лозы…

   В молодом саду – яблони, груши, слива, абрикосы. Разных сортов…

   В этом домике теперь живу я с семьей. …значится домик под номером тринадцать на нашей улице Иосифа Клища…»,

   с. 230 – 231: «В один из… зимних дней пришла долгожданная телеграмма: «Встречай. Поезд номер… Вагон номер… Батов»…

   В колхозе для такого случая мне дали «Волгу»…

   Весть о приезде генерала мигом облетела все село. Вскоре явилось и местное начальство – председатель сельсовета Дмитрий Назарович Баблюк и председатель колхоза Илья Николаевич Остапчук…

   Наутро к дому подкатил битком набитый колхозный автобус…

   Приехали также первый секретарь Хотинского райкома партии Михаил Иванович Макаренко и корреспонденты газет. Явились и мои родственники – сыновья брата с женами…

   Через несколько дней мы уехали в Киев. Нас пригласили выступить по телевидению…

   После этого состоялась еще одна встреча – в Союзе писателей Украины.

   На следующий день Павел Иванович уехал в Москву, взяв с меня слово, что я обязательно навещу его…

   Мы тепло попрощались. Поезда развезли нас в разные стороны…».

                                                                 Читайте продовження статті — ч. 3.